Мухтар Аблязов: "Как вымогали взятку за нефтяной транзит"

Прошло чуть больше месяца с начала работы Евразийского союза с Россией и Беларусью, но уже становится ясно, что Казахстан не выигрывает от такой интеграции. На последнем заседании правительства госчиновники прямым текстом говорили о том, что казахстанские товары не могут конкурировать с российскими и что нужны протекционистские меры для отечественных предпринимателей.

В конце 90-х годов прошлого века, когда один из главных врагом «лидера нации» политик и бизнесмен Мухтар Аблязов был министром энергетики, индустрии и торговли, он вызвал шквал критики в свой адрес со стороны России как раз за то, что пытался защитить местных производителей. С его уходом из правительства многие его идеи и инициативы были похоронены.

Мы решили узнать, что он думает о сегодняшней ситуации с Евразийским и Таможенным союзами и попросили Мухтара Аблязова ответить на вопросы редакции.

Кого защищал Таможенный союз

- Мухтар Кабулович, в Казахстане продолжаются дискуссии о Евразийском союзе. Вопросов много — начиная с того, политический это все-таки союз или только экономический, и до сомнений в выгодности его для Казахстана. У Вас есть на них ответы?

- Вопросов действительно много. Но чтобы на них ответить, надо знать и понимать, что было до этих договоренностей, каковы экономическая структура и политика участников союза. В этой связи я хотел бы поделиться своим опытом и рассказать, как работал Таможенный союз 1995 года, и тогда будет понятно, чего нам надо ожидать от «нового», Евразийского союза.

- Но разве был Таможенный союз в 1995 году?

- Соглашение о Таможенном союзе в 1995 году подписали Россия, Казахстан, Белоруссия, а чуть позже Кыргызстан, Узбекистан и Таджикистан. И насколько я знаю, не было объявлено, что этот Таможенный союз по каким-то причинам распался и перестал существовать. Так вот, я хочу рассказать об опыте работы правительства Казахстана (1998—1999 гг.) в рамках соглашения о Таможенном союзе, подписанного в 1995 году.

Но сначала о цели создания союза. Предполагалось, что страны создадут единое экономическое пространство, в рамках которого будет свободное передвижение товаров, услуг, капиталов, рабочей силы и т.д. Должны были быть унифицированы основные правила игры — тарифы, налоги, доступ к внутренним услугам, подходы к тарифообразованию, экономическим реформам, которые имели бы рыночный характер.

При этом нельзя было допускать создания для других участников союза дискриминирующих режимов путем искусственного формирования лучших конкурентных возможностей для своих производителей. Одним словом, стороны тогда уже договорились о создании экономического пространства с унифицированными правилами игры, где игроки могли бы свободно конкурировать между собой.

В конце апреля 1998 года я приступил к своим обязанностям министра энергетики, индустрии и торговли. Функции Министерства экономики, которое ликвидировали, были переданы в мое министерство. Так что я выполнял еще функции министра экономики и в тот период много общался с коллегами из правительства России.

- С кем именно?

- Как минимум с пятью министрами, не считая вице-премьеров по направлениям: экономики, промышленности, энергетики и топливных ресурсов, торговли и атомной энергетики (в России это было отдельное министерство). Поэтому суть подписанного соглашения о Таможенном союзе 1995 года я испытал на себе в самых различных направлениях. Например, анализируя в 1998 году это соглашение о Таможенном союзе, я понял, что для Казахстана никаких реальных выгод оно не несет, что это декларативный документ, который на практике не работает.

- Но почему?

- В нем не было реальных работающих механизмов, разрешающих те или иные споры, независимых судов, которые могли бы принять решение не под политическим давлением и т.д.

Приведу ряд примеров. Между участниками таможенного соглашения был согласован и подписан большой список импортных товаров, по которым применялись меры тарифного и нетарифного регулирования различными пошлинам и акцизами.

В 1998 году (а сейчас ситуация принципиально не изменилась) Казахстан ничего не производил кроме сырья и частично обработанных товаров: нефть, нефтепродукты, зерно, металлы, руды… Не производил автомашины, серьезную продукцию машиностроения, товары народного потребления. В России же исторически такие производства были, хотя продукция и была плохого качества.

То есть у России были товары, которые можно было продать на рынке СНГ из-заих относительной дешевизны и мер государственной поддержки. А принятые меры защищали российскую промышленность и частично белорусскую, где были развиты машиностроительная промышленность, мебельное и другое производство товаров народного потребления, вынуждая потребителей Казахстана покупать эти товары, хотя в Китае и ряде других стран те же самые товары были дешевле и качественнее.

- Каким же образом это было сделано?

- Были установлены высокие заградительные пошлины и акцизы на импорт автомашин, мебели и других различных товаров, которые Казахстан не производил.

- То есть выгоды для России были для Вас очевидны, а для Казахстана?

- В чем выгода Казахстана, я никак не мог понять. Более того, обнаружились еще очень интересные вещи. Например, для казахстанского груза, который отправляли по железной дороге России на экспорт или импорт, услуги были ровно в 4 раза выше, чем для российских перевозчиков. Речь идет о так называемом МТТ — международном транзитном тарифе. И его платили все нероссийские перевозчики при транзите российским водным, автомобильным, воздушным или железнодорожным транспортом. Из-за высоких транспортных транзитных тарифов у нас были огромные проблемы со сбытом зерна в дальнее зарубежье.

- А с чем Вы связываете такую тарифную политику России?

- Очевидно, таким образом искусственно выдавливались с рынка конкуренты из Казахстана, обеспечивая российским компаниям своего рода субсидию. Между тем статья 5 соглашения о Таможенном союзе четко запрещала режим дискриминации для его участников. Но Россия этот документ не соблюдала.

- А пробовали поднять эту проблему в рамках того Таможенного союза?

- Мы многократно поднимали этот вопрос на межправительственных встречах. Я приезжал в Москву, пытался отрегулировать этот вопрос на самых различных уровнях, использовали все возможности, обращались в том числе к Борису Ельцину, но изменить ничего не удалось.

Транзитный грабеж

- Какие еще болевые точки сотрудничества с Россией Вы припоминаете?

- Россия тогда (да и сейчас ничего не изменилось) не пропускала наш газ на экспорт по трубам «Газпрома». Представьте себе ситуацию, когда железная дорога России не пропускала бы наши грузы по своей территории.

- Звучит абсурдно…

- А такая ситуация у нас была и есть по транзиту газа и электроэнергии. Не пропускали, когда мы были в Таможенном союзе 1995 года, не пропускают и сейчас, когда мы вместе уже в Евразийском экономическом союзе. Россия продает газ Украине и Европе по цене $350 за тысячу кубических метров, а Казахстан сейчас вряд ли продает свой России за $100.

- Но почему так происходит?

- «Газпром» не пропускает и монопольно диктует цены на газ. Поэтому Казахстан создает всякие совместные предприятия с Россией, чтобы хоть каким-то образом продать газ. Фактически Россия участвует в разделе 50% прибыли казахстанского газа, не участвуя в его производстве. Или, если сказать жестче, конфискует часть дохода Казахстана за счет монополии на транзит по трубам «Газпрома».

- Из Ваших слов картинка сотрудничества выглядит, прямо скажем, недружественной.

- Я больше скажу. Кроме того, что Россия не пропускает наш газ на экспорт, она же не соглашается на обмен им. Мы бы отдавали свой газ в западной части Казахстана на границе с Россией и замещением получали бы его из нее в северной части нашей страны. России это выгодно, так как она получала бы наш газ ближе к Европе, что означает сокращение затрат на его прокачку в несколько сотен километров.

Но Россия продавала газ нашим регионам по цене выше, чем для российских потребителей, а газ Западного Казахстана забирала значительно дешевле. В 1998—99 годы наши поставщики с трудом продавали газ России по $18 за тысячу кубов. В этот же год Россия продавала газ на экспорт в несколько раз дороже, в том числе нам в северных регионах Казахстана. То есть шел откровенный грабеж!

Мы на самых высоких уровнях поднимали эту проблему, но она до сих пор не решена. А ведь отсутствие свободного экономического пространства и доступ к внутренним услугам без дискриминации это один из ключевых вопросов нашей интеграции.

- И такая картина наблюдается во многих отраслях сотрудничества?

- Возьмем энергетику. Около 40% российских электростанций работают на газе, который получают по квотным, нерыночным ценам. Хочу отметить, что часть газа, который импортирует Европа из России, идет на электростанции. И в Европе довольно высокие цены на электроэнергию — там не субсидируют цену электроэнергии на станциях, работающих на газе.

Что же происходит в России? Электростанции получают от «Газпрома» топливо по сниженным ценам. Так формируется нерыночная цена на электроэнергию. Если бы российские станции покупали газ по рыночным ценам, то они закрылись бы или сформировалась бы реальная рыночная цена на электроэнергию в России, при которой Казахстан стал бы крупнейшим ее экспортером в Россию.

- Почему Вы так считаете?

- В Казахстане основные мощности работают на угле, и имеется избыток электроэнергии на севере страны. Но Россия не дает нам продавать этот излишек в Европу, просто физически не пропуская.

- Боится конкурента?

- Да, чтобы не было конкурента, как в случае с газом. Но такой нерыночный подход вредит самой России. На ее Дальнем Востоке имеются гигантские запасы энергетического бурого угля. Реальная рыночная цена на электроэнергию и газ внутри России дала бы толчок к строительству новых электростанций, работающих на этом угле, что увеличило бы его добычу. Так Россия расширила бы свои экспортные возможности, а в энергетике случился бы инвестиционный бум.

Кстати, области в западной части Казахстана часть необходимой электроэнергии импортируют из России. В Омской области РФ был дефицит мощностей около 300 МВт, а на западе Казахстана не более 150 МВт. Я предлагал России обмен. Мы поставляем в Омск, а они отдают нам на запад Казахстана. Также я предлагал обеспечить транзит нашей электроэнергии по территории России, мы бы за это заплатили. Но РАО ЕЭС упорно отказывалось, как и «Газпром».

А после девальвации рубля в августе 1998 года, когда доллар в России поднялся с 6 рублей до 26 рублей, электроэнергия внутри России на оптовом рынке продавалась за 0,5 цента за кВт-ч. Нам же ее продавали по 3 цента, а покупали для Омска на севере Казахстана по цене не более 1 цента.

- Но как так могло получиться?

- Это было нарушение соглашения о Таможенном союзе, в котором говорилось, что стороны не должны применять такие дискриминационные меры. Мы же в Омск продавали по нашей внутренней цене, не пытаясь ее взвинтить искусственно. Электроэнергия с севера Казахстана, если бы мы даже заплатили за транзит по территории России, не стоила бы более 1,5 цента, а Россия монопольно диктовала цену в 3 цента. То есть российские производители имели преимущество по транспорту, газу и электроэнергии. И особенно сильно это ощущалось после девальвации рубля.

- А как формировалось это преимущество, кроме как за счет исключительной монополии на транзит?

- Цена на газ внутри России формируется не рыночным спросом, а административным методом — назначается. Есть так называемые квоты — это распределение объемов газа по определенным ценам различным потребителям. И, конечно, как при любом распределении, процветает коррупция. В итоге российские потребители получают газ по низким, нерыночным ценам, а другие, такие как мы, уже по более высоким.

Это как если бы вы покупали авиабилет, но вам его продали бы в несколько раз дороже, чем российскому гражданину. Или за гостиницу в России вы бы заплатили больше, чем россиянин!

Соглашение о Таможенном союзе запрещало такого рода дискриминацию. Но очевидно, что такой подход удешевляет (искусственно) себестоимость российской продукции, увеличивает(искусственно) покупательную способность населения. Другими словами, это субсидия, причем избирательная, искусственно повышающая конкурентность российского товара. А вкупе с транспортными субсидиями это давало и дает серьезное преимущество российским производителям.

Взятка за транзит

- Ну а как же тогда развивалось сотрудничество в нефтяной сфере?

- В 1998 году мы поставляли нефть по трубе Атырау — Самара. Тогда ее мощность была 9 млн тонн. Но Россия принуждала нас продавать ей нефть по своим внутренним ценам, которые были ниже экспортных. На экспорт же Россия пропускала нам всего 1,5 миллиона тонн.

В то время цены на нефть были низкими, и продажа на экспорт давала нам дополнительно до $50 с тонны, чем если бы мы продавали России по ее внутренним ценам. Фактически Россия затем сама экспортировала нашу нефть, и таким образом у наших поставщиков конфисковалось около $400 млн с общего пропускного объема нефти. И все это происходило в Таможенном союзе!

- Это положение тоже не удалось исправить?

- В результате сложнейших и конфликтных переговоров, когда я пообещал развернуть нефть в сторону Китая, мне удалось увеличить экспортные квоты до 6 млн тонн. Но и все. Дальше было невозможно что-то сделать.

При этом нам реально пришлось экспортировать нефть из Кзыл-Ординской области в Китай цистернами, чтобы Россия стала беспокоиться, что мы увезем все. Иначе ни на каком уровне невозможно было решить эту проблему.

И еще помогла коррумпированность российской власти. Чиновники высшего ранга через руководителя государственного «Казахойл» предложили заплатить им. «Сделка» была следующая. Мы должны были заплатить боковые «комиссионные» 2 доллара за тонну, и Россия соглашалась не только всю нефть по этой трубе пропускать на экспорт, то есть 9 млн тонн, но и предлагала расширить ее мощность до 15 млн тонн.

То есть 6 млн долларов «комиссионных» они получали бы с готовой трубы, а после расширения еще 12 млн долларов «комиссионных».

- И Вы согласились?

- Я отправил руководителя «Казахойла» к Назарбаеву, чтобы он сам принял это решение, иначе потом обвинил бы меня в том, что это я получаю комиссионные. Назарбаев дал добро на подкуп. И вскоре было торжественно подписано межправительственное соглашение о том, что Россия нам согласовала отправлять на экспорт всю нашу нефть, поступающую по этой трубе, а также ее расширение до 15 млн тонн. И, конечно же, все это подавалось с точки зрения выгоды Таможенного союза, в котором все партнеры равны.

Я не сомневаюсь, что с тех пор мало что изменилось в отношениях двух стран, разве что увеличились масштабы коррупции.

- Совсем мрачную картину Вы нарисовали.

- Да примеров такого рода было много. Например, взять Павлодарский НХЗ. Исторически нефть на этот завод поступала из России, хотя в 1998—1999 годах, когда Россия отказывала в поставках, мы загружали его нефтью из Кзыл-Ординской области.

Существует нефтяная труба от Павлодарского НХЗ к Шымкентскому НПЗ. Была проблема в зимний период с казахстанской нефтью, так как она высокопарафинистая и в холодное время замерзала в трубе. Эту проблему тогда и сейчас можно было решить, построив специальные подогревающие станции вдоль трубы.

Но исторически Россия шла на обмен нефтью. Мы отдавали на западе Казахстана, а получали в Павлодаре. Коэффициент обмена был выгоден для нее — 1,16. То есть мы отдавали нефти больше, чем получали. Но в 1998—1999 годы (и позже) Россия отказывалась нам поставлять нефть по обмену, и мы тратили огромные усилия, чтобы она выполняла прежние договоренности.

И таких проблем было огромное количество, несмотря на Таможенный союз. К примеру, Россия в одностороннем порядке приняла решение на запрет поставок черного металла из разных стран, в том числе из Казахстана.

- А какое было отношение к рассказанному Вами у правительства России?

- Я неоднократно встречался с российским коллегой — министром экономики Уринсоном. Один раз при встрече, устав от моего давления, Уринсон эмоционально заявил: «Казахстан составляет всего 7% в общем объеме торговли России (сейчас еще меньше). Поэтому если Казахстан обидится и уменьшит торговые отношения с Россией, то она этого даже не заметит».

Это был тот ответ, которого я ждал, и мне он нужен был для дальнейших действий. То есть если Россия действовала независимо от нас, делая то, что считала необходимым и выгодным для себя, то и мы должны вести себя так же.

Вот вам и ответ — политический или экономический союз был в 1995 году. И не думаю, что Евразийский союз ждет другая участь.

…Это первая часть интервью с политиком и бизнесменом Мухтаром Аблязовым на тему ЕАЭС и Таможенного союза. Вторую часть — о том, как Примаков Казахстану помог, а Токаев наборот навредил —  читайте завтра.

Нурахмет КЕНЖЕЕВ

Источник  —  respublika-kaz.info

Мухтар Аблязов: "Как вымогали взятку за нефтяной транзит"